Имя Роланда Раценбергера, так уж вышло, обычно вспоминают, когда говорят об Айртоне Сенне. Сложись обстоятельства иначе, смерть австрийца могла бы стать той последней каплей, которая заставила боссов Ф1 всерьез задуматься о безопасности гонок. 

Но вышло так, что Роланд в общественном мнении стал лишь второй жертвой того «черного уик-энда» в Имоле. И его история, весьма интересная и неординарная, незаслуженно забыта… 

Долгий путь к мечте

Раценбергер происходил из самой обычной семьи, так что долгое время вынужден был зарабатывать на гонки собственным трудом. Потому его продвижение наверх и получилось небыстрым. 

В 1986-м гонщик выиграл на фестивале Формулы Ford в Брэндс-Хэтче – в те годы это был едва ли не главный смотром молодых талантов. На вечеринке тем же вечером одним из первых его поздравил Джонни Херберт, который стал сильнейшим в тех же гонках годом ранее. 

«Помню, мы разговорились о том, что нас ждет впереди, – рассказал британский пилот много лет спустя. – Он прошел через много сложностей, но все же выиграл на том фестивале. А у меня трудности возникли уже после победы. 

Мы обсуждали, как быть, если всё против тебя. И сошлись, что при верном психологическом настрое можно справиться с чем угодно. Конечно, мы говорили и об Ф1 – и оба понимали, какие сложности ждут на пути туда. Но невероятно хотели этого, потому подкалывали друг друга».

Вскоре Джонни позвал в свою команду Ф3 Эдди Джордан, а Роланда пригласили гоняться за BMW в Туринге. Прошло два с половиной года – и Херберт уже дебютировал в Гран При. А вот Раценбергеру пришлось запастись терпением. 

Гонщик тоже пробился в Формулу 3, а оттуда в Ф3000 (а ту пору – последнюю ступень перед Формулой 1). Но на этом его деньги иссякли, потому пришлось ехать в Японию выступать в соревнованиях спорткаров. Это позволило пополнить бюджет и продолжить путь к вершине. 

К концу 1993 года Роланд был готов последовать в Ф1 за Эдди Ирвайном и Хайнцем-Харальдом Френценом, с которыми боролся на японских трассах. 

Экипаж Toyota 93C-V команды SARD (Роланд Раценбергер, Мауро Мартини, Наоки Нагасака) на «24 часах Ле-Мана» 1993 года. Гонщики финишировали пятыми и одержали победу в своем классе

Фото: Motorsport Images

«Он буквально обожал Формулу 1, – рассказал Ирвайн. – Был по-настоящему предан ей. Меня порой просто поражало, до какой степени. Его карьера в Японии вышла по-настоящему успешной, но его интересовала только Ф1 – особенно после того, как мы с Френценом попали туда. 

Ему было сложно смириться с таким развитием событий. Но в то же время, здоровая зависть придавала ему дополнительные силы». 

Раценбергер вытащил свой счастливый билет благодаря Бурхарду Хуммелю – вообще-то тот был продавцом шин, но также работал менеджером Герхарда Бергера и по мере сил старался помогать Роланду. 

Он-то и свел гонщика с молодой командой Simtec, которая как раз готовилась дебютировать в Ф1 в сезоне-1994. Хваткий Раценбергер довел дело до логического завершения, использовав знакомство с одной состоятельной немкой, проживающей в Монако. 

«Он договорился о поддержке с Барбарой Белау, – рассказал босс Simtec Ник Уирт. – Она увлеклась Роландом и решила, что должна поддержать его карьеру. Мы получили от нее солидные деньги, которые очень помогли команде и обеспечили ему место за рулем. Только благодаря ее финансам, упорству Роланда и помощи Бурхарда вся эта история стала реальностью. 

Мы с ним были ровесниками, мне сразу понравились его кипучая энергия и человеческие качества. Мы изучили его послужной список и пришли к выводу, что нам стоит объединить усилия».

Роланд Раценбергер, Simtek S941 Ford, на дебютном Гран При Бразилии 1994 года

Фото: Motorsport Images

Первый блин комом

«Когда я услышал эту новость, то по-настоящему обрадовался за него, – признался Херберт. – Я-то знал, как долго он к этому шел. Поверьте, это очень сложно для гонщика – видеть, как те, с кем ты недавно соперничал, уходят вперед. Но в итоге он тоже нашел возможность и получил свой шанс. 

Помню, как впервые увидев в паддоке, я приобнял его и сказал: "Ну вот, и у тебя тоже получилось". А он ответил, что пусть и не так быстро, как я, но все же добился своего. Кажется, он был самым последним из тех, кто в Формуле Ford лично крутил гайки своей машины, а потом пробился в Ф1».

Тестов, которые в то время каждая команда проводила сама, у Simtec почти не было, а шасси для Роланда успели построить только к открывающему сезон Гран При Бразилии. 

«Мы начали с того, что попробовали собрать машину из огромной горы запчастей, которая лежала на полу гаража, – вспомнил инженер Род Нельсон события на "Интерлагосе". – Винты и гайки приходилось бегать одалживать в McLaren и Williams. Мы знали, то деталей не хватит для целой машины, но как-то ухитрились выпустить его на трассу.  

В том сезоне по правилам два самых медленных пилота выбывали из уик-энда уже после квалификации. Из-за всех сложностей молодой команды и нехватки опыта за рулем Ф1 Раценбергер оказался в Бразилии вне игры. 

«Все было просто: или ты проходишь, или нет. Успех или неудача, – объяснил Уирт. – Сейчас такого прессинга нет. Если ты не проходишь дальше первого сегмента, то просто стартуешь позади, ничего страшного. В 1994-м ты в такой ситуации сразу отправлялся домой. 

Пилот Simtek Роланд Раценбергер и его гоночный инженер Хамфри Корбетт

Фото: Sutton Images

Несмотря на такое начало, австриец произвел на команду благоприятное впечатление.  

«Машину собрали в самый последний момент, – вспомнил его гоночный инженер Хамфри Корбетт. – У нас даже не было возможности ее опробовать. Понятно, что уже на Гран При с ней начались сложности. Но, знаете, он не сказал ни одного плохого слова, он стремился к успеху так же сильно, как и все мы. 

Помню, как поймал себя на мысли: "Черт возьми, а этот парень знает, что делать с гоночной машиной". А сам он говорил прежде всего о том, что нацелен добиться большего от себя самого – не так часто пилоты затрагивают эту тему. Работать с ним было по-настоящему здорово».

Второй этап того сезона Ф1 проводила в японской Аиде. Пятничная авария не позволила Роланду выступить в первой квалификации, но в субботу гонщик справился с главной задачей и попал на старт. Предпочитая не рисковать, в воскресенье он гарантированно финишировал 11-м и последним. 

«Обе наши машины преодолели полную дистанцию, что было просто невероятно, – рассказал Уирт. – Никто не мог поверить, что мы способны на такое. 

Из двух новых команд все говорили о Pacific – шасси им строил Рори Берн, а мотор – Марио Иллиен. Нас всерьез никто даже не рассматривал. А мы взяли и утерли им нос, это было чертовски приятно.  

Отдельно я был рад за Роланда, так как знал, насколько его расстроила бразильская история. Но теперь все было совсем иначе».

При этом сам Раценбергер остался недоволен своей дебютной гонкой в Ф1. 

«Ему никак не удавалось разобраться с медленными поворотами, – объяснил Уирт. – И это буквально выбешивало его. С быстрыми он справлялся ничуть не хуже Дэвида [Брэбэма, другого пилота команды], а зачастую и опережал его.   

Но сразу же отыскать верный подход к медленным поворотам на машине Ф1 ему не удавалось, что приводило к потере времени. Но дело вовсе не в том, что Роланд перестраховывался или ему не хватало нацеленности. Как раз наоборот».

Роланд Раценбергер, Simtek S941, Гран При Сан-Марино 1994 года

Фото: Sutton Images

«Она вообще не тормозит»

Изначально договоренности с Simtec не были рассчитаны на весь сезон. Но уже после пары Гран При в команде были готовы рассматривать такую возможность. 

«Насколько я помню, его спонсор подумывала о продлении сотрудничества, – отметил Уирт. – Кажется, изначально речь шла о четырех или шести первых гонках. Мы хотели посмотреть, как все сложится. Она не приезжала на два первых этапа, зато собралась в Имолу».

На третьем Гран При в пятницу на машине Роланда барахлили тормоза. В какой-то момент команда решила отдать ее Брэбэму для проверки.  

«Для каждого из нас это был далеко не лучший сценарий, – вспомнил Дэвид. – Мы пришли в Ф1 очень маленькой командой с предельно ограниченными ресурсами.

У него [Раценбергера] были определенные сложности в работе с тормозами. Он продолжал жаловаться, настаивал, что те работают неправильно. Так что команда попросила меня проехать на его машине, ведь я имел больше опыта. 

Оказалось, что она вообще не тормозит, и это вовсе не пустые жалобы. Роланд был полностью прав».  

Самого австрийца очень обрадовало, что напарник подтвердил его предположения. 

«Ему поставили новые тормоза, что позволило сразу же поехать гораздо быстрее, – продолжил Брэбэм. – А я еще подумал, что у нас, похоже, складывается здоровое внутрикомандное соперничество. 

Внезапно все стало идти именно так, как и должно. Он избавился от проблем с тормозами, стал доволен машиной и вплотную приблизился ко мне. Было видно, что он осваивается, прибавляет и всерьез наседает на мои позиции. Это шло на пользу нам обоим». 

«В пятницу вечером мы вели задушевные разговоры, – рассказал босс Simtec Уирт. – Нам было все понятно, и я говорил Роланду о том, что перед ним стоит серьезная задача, и ему важно приложить как можно больше усилий для ее решения. Наверное, это тоже сказалось в субботу. Он чувствовал прессинг и ответственность за общее дело».

Роланд Раценбергер за рулем Simtek S941

Впрочем, главной темой пятницы в Имоле стала, конечно, авария Рубенса Баррикелло. Молодому пилоту Jordan сильно повезло, что после удара в барьер на высокой скорости он отделался лишь легкими повреждениями. 

«Мы с Роландом говорили об этом вскоре после случившегося, – рассказал Джонни Херберт. – И сошлись в мысли, что это ужасно. Он говорил, что гонщикам стоит держаться вместе и настаивать на усилении безопасности». 

«Весь уик-энд проходил при скверном настроении, словно что-то не так с самим этим местом, – признался Уирт. – В пятницу разбился Рубенс, для нас этот день тоже прошел совсем не гладко. Какое-то странное ощущение витало в воздухе. 

Я не верю в такие вещи, но хорошо помню, как в субботу утром мне подумалось, что что-то не так. Просто помню, что настроение было не таким, как должно. Но мы настраивались вновь побороться за участие обоих пилотов в гонке». 

Авария Рубенса Баррикелло, Jordan 194, в пятничной квалификации Гран При Сан-Марино 1994 года

Последний день апреля

Машина теперь позволяла ехать быстрее, а потому Роланд был настроен оптимистично. Баррикелло не мог продолжать уик-энд, а потому на старт попадали 26 из 27 оставшихся гонщиков – достаточно было опередить всего одного соперника из Pacific. Учитывая, что за эту команду ехал безнадежный Поль Бельмондо, сын знаменитого киноактера, задача выглядела решаемой. 

«Роланд был очень решительно настроен на квалификацию, – рассказал гоночный инженер Корбетт. – Решительно и позитивно. У меня было ощущение, что он впервые мог проехать действительно здорово. Потому и сам был в приподнятом настроении. 

Учитывая обстоятельства, это было объяснимо. Его спонсор впервые приехала на Гран При, в Японии он уже пробился в гонку – и был нацелен сделать это вновь».  

В начале часовой сессии Раценбергер проехал быстрее Бельмондо. Но до завершения борьбы было еще далеко. Из данных Simtec, которые проанализировали уже позже, стало ясно, что на быстром круге после второго выезда на трассу гонщик в одном месте выехал с асфальта. Но сразу вернулся, ускорился и покрутил руль вправо-влево – чтобы убедиться, что машина в порядке, а заодно очистить резину. После чего начал новую быструю попытку. 

«Я бы поступил на его месте именно так, – объяснил Корбетт. – Ты продолжаешь движение, прислушиваешься к машине и приходишь к мысли, что она в порядке. Руль вправо-влево, реакции нормальные – и тогда можно вновь атаковать».

«Он потерял не так много времени, но вполне достаточно, чтобы подумать: "А может, все же остановиться [в боксах] и проверить машину?", – отметил Брэбэм. – По телеметрии видно, как он ехал зигзагами, пробовал тормоза. Это явно было нужно для принятия решения. Я итоге он остался на трассе, и я могу понять такой выбор».

Роланд не почувствовал, что выезд с асфальта привел к небольшому повреждению переднего крыла. Он разогнался и начал новый быстрый круг. Тот, который так никогда и не закончил.

«Помню, я видел начало его круга, – рассказал Ирвайн, который не мог участвовать в том Гран При из-за штрафа за аварию в Бразилии, а потому остался простым зрителем. – Я отметил, что он чуть сбросил перед началом попытки, а потом начал ускорение. Вскоре после этого появились красные флаги, и меня возникло очень неприятное ощущение.

Было понятно, что что-то случилось. Я бросился в боксы [своей команды] Jordan, чтобы увидеть телетрансляцию и понять, в чем дело».  

В то время весь участок трассы в Имоле от стартовой прямой до поворота Тоза, ныне разбитый парой «эсок», представлял собой один скоростной отрезок с двумя быстрыми виражами. На входе во второй из них, носящий имя бесстрашного Жиля Вильнева, у Simtec Раценбергера сорвало переднее крыло. 

Видимо, два из четырех болтов, крепящих его к носовому обтекателю, ослабли или получили повреждение во время того самого выезда с трассы на предыдущем круге. 

Так или иначе, темная машина разом потеряла прижим спереди, из-за чего перестала реагировать на повороты руля. По прямой она пролетела через небольшую полосу газона и на огромной скорости ударилась о бетонное ограждение.  

«Я проехал мимо обломков, и у меня буквально замерло сердце, – признался Дэймон Хилл, в ту пору выступавший за Williams. – Вокруг машины уже стояли судьи, махавшие нам, чтобы мы не останавливались. Но никто не пытался вытащить гонщика из кокпита. А сам он сидел совершенно неподвижно».

«Помню красные флаги, – дополнил Херберт. – Я сразу понял, что это Simtek, но не смог разобрать, какого именно пилота. Подъехав ближе, я замедлился и вновь посмотрел в сторону машины. Гонщик в кокпите откинулся вперед, и его поза вызвала у меня только одну мысль: "Все плохо"…»

Айртон Сенна, Williams FW16, и Роланд Раценбергер, Simtek S941. Гран При Сан-Марино 1994 года

Фото: Motorsport Images

Совсем скоро по ошарашенному паддоку поползли слухи, что Роланд мертв. Берни Экклстоун лично подтвердил эту информацию Уирту и команде. 

«Я никому не пожелаю испытать такие эмоции, – сказал Ник. – Когда ты строишь машину, то несешь ответственность за множество вещей. А с Роландом мы хоть и были знакомы не так долго, но успели стать друзьями. Это самое ужасное ощущение в мире, когда земля просто уходит у вас из-под ног. 

Было невероятно тяжело, словно какое-то онемение. Даже сейчас мне сложно говорить о том дне. Самым ужасным был момент, когда пришел Берни и все нам сказал.  

В тот день мы потеряли друга. Того, кто делал все возможное, и для кому мы готовы были отвечать тем же. Он принял решение выступать за почти безнадежную команду, увидев, что нам по силам опережать принципиальных соперников, и мы вправе на что-то рассчитывать в будущем. Подобное впечатляет».

«Для меня это был эмоциональный момент, – добавил Херберт. – Помню, что приехав в отель и узнав новости, я не смог сдержать слез».

Джонни был одним из немногих пилотов, кто посетил похороны Раценбергера. Лишь они с Герхардом Бергером прилетели в Зальцбург прямиком с проводов Сенны в Сан-Паулу. Та дорога, о которой восемью годами ранее шел их разговор на вечеринке в Брэндс-Хэтче, для Роланда пришла к своему концу.  

«То, что произошло в воскресенье, почти полностью стерло из памяти все эти события, – продолжил британский пилот. – Я посетил двое похорон, чтобы отдать дань памяти. Есть огромная несправедливость в том, что Роланд так и не получил свой шанс по-настоящему проявить себя в Формуле 1, которую он так обожал…» 

Роланд Раценбергер (1960-1994)

Дополнительная информация: Каспер Бекинг